Уэс подошел к нему развалистой походкой бывшего футболиста. Оба его колена и одно бедро были поражена артритом, но Уэс не любил об этом распространяться. Он готов был буквально на все, лишь бы не признаться в какой-нибудь слабости.

– На что жалуешься, тренер? – бесстрастно спросил Датч.

– Ты тут у нас блюститель порядка номер один. Неужели ты не можешь очистить улицы от этих кретинов?

– Я начну с тебя.

Уэс хохотнул, но тут же оборвал себя, заметив, что Датч не в настроении, и наклонился ближе к окну машины.

– Эй, приятель, в чем дело? Что за постная рожа?

– Я распрощался с Лилли. Пару часов назад, в горном Коттедже. Она уехала навсегда, Уэс. Уэс отвернулся.

– Скотт, пойди согрей машину. Я сейчас приду. – Скотт, стоявший под навесом у входа в аптеку, поймал брошенную Уэсом связку ключей, помахал другой рукой в знак приветствия Датчу и двинулся вниз вдоль тротуара.

– Что у него слышно насчет колледжа? – спросил Датч.

– Мы об этом после поговорим. А сейчас давай о твоей жене.

– Бывшей жене. С ударением на первом слове. Сегодня она ясно дала мне это понять.

– Я думал, ты хочешь с ней поговорить.

– Я поговорил.

– Бесполезняк?

– Точно. Она получила развод и страшно этому рада. Не желает иметь со мной ничего общего. Все кончено. – Он потер лоб рукой в перчатке.

– Ты что, плакать собираешься? Черт возьми, Датч, мне стыдно за тебя. Ты же мой лучший друг!

Датч бросил на него мрачный взгляд.

– Да пошел ты!

– Что ты хнычешь, как баба? – ничуть не смутившись, продолжал Уэс. Он укоризненно покачал головой, словно Датч был нашкодившим мальчишкой. – Лилли тебя не ценила, так? Ну, так пошли ее к черту! Сама виновата. Если хочешь знать мое мнение…

– Я не хочу знать твое мнение.

– Она думает, у нее и дерьмо не воняет.

– Я сказал, что не хочу знать твое мнение, неужели не ясно?

Уэс вскинул обе руки в знак того, что сдается.

– Ладно! Ладно! Обо мне она тоже невысокого мнения.

– Она считает тебя задницей.

– Можно подумать, я сон потеряю из-за того, что миссис Лилли Мартин Бертон думает обо мне. – Криво усмехнувшись, Уэс хлопнул Датча по плечу. – Уж больно ты переживаешь из-за всякой ерунды. Ты потерял жену, но ты же мужик! Протри глаза! – Он широко повел рукой по воздуху. – Женщин кругом навалом!

– Женщины для меня не проблема, – пробормотал Датч.

Уэс критически склонил голову набок.

– Да ну? Всю дорогу или в последнее время?

«И раньше, и теперь», – мысленно ответил Датч. В свое время он выстроил целую систему оправданий для первой ходки налево. На работе он находился под постоянным давлением. Ему надо было сбросить напряжение. Лилли была занята своей карьерой. Их любовные отношения стали слишком предсказуемыми и невдохновляющими. И так далее, и так далее, и так далее.

Лилли расстреляла его доводы, как картонных уток в, тире. Он покаялся в своих слабостях и поклялся никогда больше не ходить налево.

Но за первой ходкой последовала вторая, потом третья, четвертая, пятая… Вскоре и запас оправданий у него иссяк. Теперь он понял, что не последняя измена положила конец его браку. Началом конца стала именно первая измена. Ему бы, дураку, догадаться, что такая женщина, как Лилли, не потерпит неверности.

Уэс смотрел на него вопросительно, ожидая ответа.

– Знаешь, после истории с Эми мне было так плохо, что я искал облегчения всюду, где мог найти, с любой женщиной, которая говорила «да», а их было, как ты говоришь, навалом. Но никто из них не мог заменить Лилли.

– Чепуха! Тебе просто было лень поискать по-настоящему. Сейчас-то тебе есть с кем спать или как?

– Уэс…

– Ладно, понял, не дурак. Не задавай вопросов, не услышишь вранья. Но какая женщина обратит на тебя внимание сегодня? Ты меня извини за откровенность, Датч, но выглядишь ты хреново.

– Я и чувствую себя хреново.

– Это заметно. И по лицу, и по походке. У тебя зад обвис, друг мой. Шарму в тебе – как в возвратном люэсе, примерно столько же. С таким подходом ты не найдешь женщину, которая тебе нужна.

– А какая женщина мне нужна?

– Полная противоположность Лилли. Держись подальше от кареглазых брюнеток.

– У нее зеленые глаза. Этот цвет называется «лесной орех».

Уэс одним взглядом отмел это уточнение.

– Заведи себе крашеную блондинку. И не дылду тощую, а маленькую толстушку. С сиськами, с задницей, чтоб было за что подержаться. Простенькую такую, без запросов, без всяких там закидонов. Чтоб смотрела тебе в рот и считала твой хрен гребаный волшебной палочкой. – Уэс был так доволен своим описанием идеальной подружки для Датча, что весь расплылся в ухмылке. – Вот что я тебе скажу, – продолжал он, – приходи ко мне сегодня попозже вечером. Бутылочку раздавим, обсудим твои возможные ходы. У меня есть парочка видео с порнухой, позырим. Поднимешь настроение, взбодришься, если ты мужик. Что скажешь?

– Мне нельзя пить, забыл?

– В снежную бурю все правила отменяются.

– Кто сказал?

– Я сказал.

Когда Уэс начинал уговаривать, отказаться было почти невозможно, но Датч сделал честную попытку отклонить приглашение. Он перевел рычаг «Бронко» на задний ход.

– У меня сегодня дел выше крыши, ты же знаешь.

– Приходи, – повторил Уэс и погрозил ему пальцем, пока Датч отъезжал от тротуара. – Я буду ждать.

Датч влился в поток движения и направил «Бронко» к одноэтажному кирпичному зданию в квартале от аптеки, где размещался департамент полиции Клири.

Перед тем как его окончательно выперли из полиции Атланты, Датча обязали дважды в неделю посещать полицейского психиатра. На одном из сеансов психиатр сказал ему, что у него параноидальные наклонности и что он уже на грани. Датч вспомнил по этому поводу старый анекдот: если ты параноик, это не значит, что тебя не преследуют все кому не лень.

В этот проклятый день Датчу стало казаться, что мир и впрямь ополчился против него.

Кого он увидел, как только вошел в полицейский участок? Мистера и миссис Ганн, чтоб ему сгореть! Должно быть, кто-то шлепнул бубнового туза ему на спину, никак не иначе. Сперва Лилли, а теперь вот предки Миллисент Ганн, погода и остальные жители Клири – все точно сговорились его доставать. Это был, похоже, худший день его жизни.

Ну ладно, один из худших.

Миссис Ганн и в лучшие свои дни была похожа на голодного воробья, а уж с тех пор, как Миллисент пропала, можно было подумать, что она всю неделю не спала и не ела. Ее маленькая головка напоминала голову черепахи, выглядывающую из панциря, только панцирем ей служило утепленное стеганое пальто. Когда Датч вошел, она взглянула на него в полном отчаянии.

Это чувство было ему знакомо. Да, он ей сочувствовал. Но в этот день он был просто не в силах разбираться еще и с отчаянием миссис Ганн. Ему бы справиться со своим собственным.

Мистер Ганн, напротив, был толстяком. Его еще больше полнила теплая суконная куртка в крупную черно-красную клетку. Он был столяром, и его руки, огрубевшие от десятилетий тяжелой работы, покрасневшие от холода, напоминали пару сырокопченых окороков.

Он мял мозолистыми пальцами поля шляпы, уставившись невидящим взглядом на коричневую, усеянную пята нами тулью. Жена ткнула его локтем в бок. Он поднял голову и увидел Датча.

– Датч! – Он поднялся на ноги.

– Эрни! Миссис Ганн! – Датч кивнул обоим по очереди. – Погода портится. Вам следует быть дома.

– Мы просто зашли узнать, нет ли чего-нибудь нового. Датч знал, зачем они устроили ему засаду в приемной полицейского участка. В этот день он уже получил от них несколько голосовых посланий по телефону, но ни на одно не ответил. И почему никто из его людей не предупредил его, что они сами приперлись? Тогда он не вернулся бы в участок до их ухода. Но он пришел, и они подстерегли его, застали врасплох. Что ж, придется их принять, другого выхода нет.

– Проходите сюда, поговорим в моем кабинете. Кто-нибудь предложил вам кофе? Он тут у нас густой, как битум, но обычно бывает горячим.